ЧТЕНИЕ ПРО СЕБЯ

Бабушка Ксеня на жизнь свою не жаловалась. Пенсия - приличная. С мужем почти 30 лет прожили в согласии, и ушел из жизни Василий Петрович тихо во сне. Никого не намучил, не пил, не матерился. Дочка Галина училась хорошо и замуж вовремя выскочила. Всё как полагается. Родила Маришку, правда, почему-то через шесть месяцев после свадьбы, но тут уж ничего не поделаешь. Соседки языком потрепали, да и замолкли.

Бабушка Ксеня всех умела на место поставить. Зять, видно чувствуя себя в этом деле виноватым, как мог, лебезил перед тещей. Даже носки свои грязные не раскидывал, где попало, а складывал в ванной в мешочек целлофановый. Бабушка Ксеня была за это ему благодарна, так как совершенно не выносила подобного запаха.

Ещё была у бабушки маленькая радость - собачонок Тобик. Подарила пёсика подруга, бывшая сотрудница - на юбилей. Прямо в корзиночке и вручила. Гладенький, коричневый был Тобик. Надо было ему согласно породе хвостик отрубить, но бабушка Ксеня пожалела маленького. Тобик чуть подрос, а хвостик весь имидж ему портил. Прямо, как у крысы, хоть не смотри.

Однажды случилась с Тобиком беда. Прогуливала его бабушка в лесочке, и вышел на них кобель бойцовской породы. Рванул он ее любимца, да так, что почти весь живот распорол. Хозяин кобеля, видя такое черное дело, мигом с псом своим смылись, а Тобик остался лежать в полном шоке. Рана была величиной с ладонь, и кровь лилась прямо-таки ручьем.

Бабушка Ксеня голосить не стала. Дело бесполезное - никто не вмешается и не поможет. На руках принесла сердечного домой, а вот домочадцы как рану увидели, так и заголосили. Цыкнула на них бабушка и разогнала по комнатам. Сама решила действовать, день выходной, ветеринара не найдешь, а тут каждая минута на счету. Шелковые нитки у нее остались (когда-то вышивала гладью), и иголочка нашлась. Прокипятила иглу цыганскую вместе с ниткой, руки хорошо вымыла. Затем постелила на кухонный стол чистую простынку, положила животное и велела ему: "Терпеть!".

Тобик очевидно все понял и даже звука не издал, когда бабушка Ксеня ему рану йодом обработала и приступила к делу. Тринадцать швов наложила. Слезы глаза застилали, а она все шептала: "Ну, потерпи, родненький, терпи маленький". Тобик дрожал мелкой дрожью и по завершении операции обмочил всю простынку. Лизнул несколько раз бабушке руки, словно извиняясь за подобное безобразие. Тут уж она не выдержала, заголосила, да так, что зять просунул голову в дверь и замогильным голосом предложил хоть чем-нибудь помочь. Вместе наложили на рану лечебный пластырь, но тут зятю дурно стало. И пришлось бабе Ксене нашатырь из аптечки доставать.

Тобика положили на его спальное место в корзинку. Дочь с внучкой навели на кухне порядок и спать отправились. Бабушка осталась, так сказать, в роли сиделки. Нос у Тобика был горячим, как утюг, но он продолжал дрожать. Не зная, чем облегчить его состояние, она дала песику треть таблетки анальгина и целую димедрола. А еще, вспомнив, что после операции все хотят пить, делать этого нельзя, поэтому обмакнула палец в воду и засунула Тобику в пасть. Тот пососал палец, как соску и отрубился. Ночью она еще несколько раз повторила эту процедуру.

Наутро собачий нос стал прохладный, и это вселило в бабу Ксеню надежду. Пёс спал, и все ходили по дому на цыпочках. На третий день он, шатаясь, встал и попил из блюдечка молока. Кризис миновал. Тобик стал, есть жидкую кашу, и на седьмой день по всем правилам бабушка Ксеня сняла ему швы.

И жил Тобик еще много лет, только гулять его водила уже внучка Маришка, а когда пришла пора бабе Ксене умирать, Тобик подошел к кровати, где она лежала после инсульта, и завыл, оповещая семью об уходе из жизни своего самого верного друга.